Мелитопольские школы в годы Великой Отечественной войны

Источник: Л. Фесенко. «Мы все учились понемногу...» // «Мелитопольские Ведомости» за 22 июня 2000 г.

Год 1941-й был для меня особым. Я должна была стать школьницей. А тут — война...

Фронт стремительно приближался. Но, несмотря на это, 1 сентября, как обычно, к школам шли, правда, поредевшие, ручейки приодетой детворы. Мы пришли в новую, только построенную школу № 11. Она считалась одной из лучших в городе.

Уроки часто прерывались сигналами воздушной тревоги. Мы гурьбой выбегали из класса и направлялись к укрытиям («щелям»), которыми были изрыты школьные двор и сад. А после отбоя строились парами и возвращались в класс. Потом начались бомбежки, бомбы однажды упали совсем рядом, на улице Горького. Занятия прекратились.

6 октября в город вошли немцы. В нашей чудесной школе они разместили госпиталь. Парты сложили штабелями во дворе и постепенно их расходовали на топку печей.

Занятия возобновились зимой. В свою школу мы не вернулись, а ходили в помещение детсада на углу нынешних улиц Ленина и Фролова. Потом занимались в здании по улице Свердлова, где позднее размещалась библиотека им. Лермонтова, затем перешли в невзрачный дом по улице Карла Маркса, близ нынешней школы № 25.

Учились только начальные классы. Учебники использовались советские, но в них были заклеены портреты вождей, политические тексты, зачеркнуты даже отдельные фразы, где упоминались колхозы, красноармейцы и т. п. Периодически в школу приходили какие-то чины и проверяли учебники.

А после освобождения города мы пошли учиться в здание по улице Дзержинского, где потом работала школа № 4. Говорили, что во время оккупации в ней была школа для местных немцев. Здание уцелело, там были парты и отличные раскладные доски на стенах — можно было писать сразу на четырех створках. Стекла, конечно, повылетали, и наши мамы «застеклили» оконные проемы плотно вставленными банками.

Мы уже учились в 3-м классе, появились история, природоведение. И даже военное дело: мы, малыши, занимались строевой подготовкой, изучали виды оружия, отравляющие вещества, учились делать перевязки. После уроков усиленно учили Гимн Советского Союза (он только появился), «торжественное обещание юного пионера».

Мамы сшили нам красные галстуки из красной ткани всех возможных оттенков — у кого что нашлось. После приема в пионеры мы щеголяли кто в розовом галстуке, кто в бордовом. Мне повезло — старшая сестра подарила мне свой довоенный, чудом (и с риском!) сбереженный настоящий пионерский галстук.

Потом начались скитания. Учеников становилось все больше: возвращались из эвакуации, приезжали из сел и т. д. Плюс к тому, не знаю, из каких соображений, в это трудное время у нас ввели раздельное обучение девочек и мальчиков. Школы №№ 1 и 4 стали мужскими, №№ 3 и 6 — женскими. Нас переводили в разные здания, наконец, обосновались в помещении, где сейчас разместился «Торговый дом» («Пассаж»).

Здания почти не отапливались, мы сидели в пальто, иногда в чернильницах замерзали чернила. Кстати, они были коричневыми, их в школе каким-то образом делали из сажи. Не хватало и мебели. Бывало, брали в школу табуретки, потом всех обязали принести в школу насовсем по табуретке или стулу и 1-2 доски для столов.

Учебник был один на 3-5 человек. А тетрадей не хватало катастрофически. На чем только не писали! Мне, например, достались тетради, в которых были довоенные дядины конспекты. Они, к счастью, были написаны карандашом, и мама ластиком просто все стирала. А как пригодились немецкие топографические карты, которые мне отдал работник штаба роты (штаб размещался в нашем доме). Карты были из хорошей бумаги, чистенькие с обратной стороны.

Вспоминаются и трагедии тех лет — наши мальчики подорвались на мине, одноклассница потеряла хлебные карточки...

Спустя столько лет я с огромной благодарностью вспоминаю наших учителей. Они испытали много трудностей и душевных мук. Но не падали духом, а помогали нам и нашим родителям. Светлая вам память, педагоги тех трудных лет!

Л. Фесенко